Счастье моё
Редакция «РР-Онлайн» погружается в пучину ангедонии вместе с героями любимых фильмов.
1 «Персона», Ингмар Бергман
«Одновременно ощущать пропасть между тем, кто ты есть перед другими людьми, и тем, кто ты перед самой собой».
Действующие лица этой камерной драмы – молодая медсестра Альма (Биби Андерсон) и ее пациентка, актриса Элизабет (Лив Ульман). Во время исполнения роли Электры Элизабет замолчала и с тех пор отказывается разговаривать. Лечащий врач отправляет ее в уединенный коттедж на берегу моря восстанавливать душевное здоровье под присмотром сестры Альмы. Женщины сближаются, и Элизабет даже произносит одно слово: «Ничего».
В начале картины роли четко обозначены: депрессивный невротик и не теряющая надежды сиделка. Но постепенно между женщинами складываются странные отношения: Альма практически исповедуется своей подопечной, та, в свою очередь, принимается пристально изучать новый интересный объект. Кто теперь врач, а кто пациент? Кто здоров, а кто болен? Кто видит ясно, а кто заблуждается? Ответ на этот вопрос – конечно же, самый известный эпизод в истории кино: половинки лиц Андерсон и Ульман сливаются в одно.
Казалось бы, вот он – момент гармонии. Сливаются две противоположности – та, которая верит в будущее, в смысл жизни, хочет завести семью, слиться с миром, и та, которая остро ощущает неизбежность смерти, экзистенциальное одиночество, бессмысленность всего и желает уединения (как сам Бергман, живший отшельником на острове Форё). Но лица разъединяются, как разводятся мосты. Каждому уготовлена своя судьба. Весьма печальная, как мы знаем из остальных фильмов Бергмана.
2 «Бобер», Джоди Фостер
«Все будет хорошо – это враньё».
Уолтер Блэк – в прошлом счастливый семьянин и успешный владелец компании по производству игрушек, в настоящем же – вялый кабачок, валяющийся на диване. После неудачной попытки повеситься на галстуке Уолтер случайно находит на помойке тряпичную куклу-бобра. В смутном предчувствии он надевает бобра на левую руку, и немедленно превращается в нового человека – живчика-балагура, говорящего с британским акцентом. Проблема в одном: этот новый Уолтер – вовсе не Уолтер, а оживший бобер. С бобром на руке Уолтер ходит на переговоры, с бобром моется и спит с женой тоже с бобром. Немного отдохнув от проблем в тени тряпичного грызуна, Уолтер тянется правой рукой к бензопиле. О, это идиотское желание «быть самим собой»! Хорошо, что на дворе 21 век, и чтобы вернуться к социально приемлемой модели поведения, герою приходится всего лишь отрезать конечность. Лет шестьдесят назад не обошлось бы без усечения мозга – лоботомии.
3 «Романс о влюбленных», Андрей Кончаловский
– Ты счастлив?
– Я доволен.
Таня и Сергей – безумно влюбленные: сломя голову носятся по Москве и цветущей области, круглосуточно целуются и изъясняются исключительно белым стихом. Но вот наступает осень, а с ней – призыв. Сергей отправляется в армию, совершает подвиг, считается погибшим. Таня выходит замуж и начинает новую жизнь. Но неумерший Сергей возвращается с того света лишь затем, чтобы пережить агонию своей любви в стылой, тусклой, утратившей техниколорный блеск, зимней Москве. Депрессия усиливается, пафос диалогов растет выше шекспировского. И вот герой снова умирает на заснеженной платформе, перед тысячным хором в меховых шапках, чтобы снова возродится в мире уже реального СССР. Черно-белого ада с диалогами в духе Сорокина, унылым оптимизмом панельных новостроек, многообещающими пустырями и дембельским фото во всю стену новой малометражки у кольцевой.
Простой советский человек Серега стоит с младенцем у окна и строит планы на будущее. Там – снежная пустыня, вечный холод брежневских заморозков.
«Посадим деревья. Будем жить», – звучит как приговор, и, ну да, ведь иногда жить – большее мужество, чем умереть. Еще Монтень писал об этом.
4 «Психоаналитик», Джонас Пейт
– Джек, вы не против, если сеанс психотерапии на следующей недели состоится в пять?
– Док, ну, в пять я обычно начинаю пить.
Генри Картер – психоаналитик голливудских звезд: продюсера-параноика, режиссера-сексоголика, актера-алкоголика и так далее. Вдобавок ко всему, в обязательном порядке отец принудил его поработать с чернокожей девочкой-подростком, мать которой совершила суицид. Жена доктора Картера – тоже. Да Генри и сам страдает затяжной депрессией – засыпает со стаканом у бассейна (спать одетым у бассейна – крайняя степень падения в американском кино) и накуривается перед каждым приемом. Вот он – звезда психотерапии, автор душеспасительного бестселлера «Как перестать грустить». Как перестать? Да сдохнуть.
Но, вы не поверите, этот просветленный бородач с мутными глазами, источающий уныние, скорбь и удручающую житейскую мудрость, в конце фильма раз – и начнет новую жизнь с одной из своих пациенток, точно преданный поклонник Дейла Карнеги. А по истории жизни грустной девочки продюсер-параноик снимет фильм, и все на свете они бросят пить и принимать таблетки, начнут бегать по утрам... Кажется, у сценаристов от необходимости закончить все хэппи-эндом тоже случился запой.
5 «Красная пустыня», Микеланджело Антониони
«В мире есть что-то страшное, но мне не говорят что».
Первый цветной фильм Антониони вызывает чувство угнетенности, тревоги и тоски уже с самого начала, цвет тут нужен не для того, чтобы живописать майскую листву – режиссера больше занимали заводские трубы, извергающие ядовито-желтый дым, облетать который научились только птицы.
Джулианна живет в непримечательном городе, воздух которого пропитан этим дымом, размывающим силуэты людей до полупрозрачности. Героиня Моники Витти только-только пришла в себя после автокатастрофы и последовавшими за ней приступами необъяснимого страха и необъяснимой тоски. Теперь ей не больно. Она вообще ничего не чувствует – ни любви к мужу, ни нежности к сыну, ни своей связи с миром вообще.
Весь фильм она так и будет болезненно извиваться, то падая в объятии героя Ричарда Харриса, то пугливо уклоняясь от него, никчемная, неспособная найти себе место.
Антониони удается отразить то, как живет большинство из нас: уже существуем, но еще не обрели свою сущность, цель и причину. Заглавная красная пустыня ни разу не появится в кадре, она лишь яркая метафора той бессмысленной выжженной земли, на которую становится похожей жизнь, из которой убрали боль. «Если ближайшая и непосредственная цель нашей жизни не есть страдание, то наше существование представляет самое бестолковое и нецелесообразное явление». Это не Антониони, это Шопенгауэр.
См. также:
WikiLeaks представляет. В Москве покажут два фильма про Джулиана Ассанжа: плохой и хороший
Вот мне и стало за тридцать. Бен Стиллер в роли мечтателя
Про тихоокеанский рубеж. Василий Корецкий – о двух дальневосточных кинофестивалях, их сходствах, различиях и связях с общепитом
Авторизуйтесь для оставления комментариев
OpedID